Насибахон Аминова
Поляна Москвина
«Насибахон, мы по ряду причин вынуждены улетать во вторник. Вы с нами? Не передумали?», – знакомый голос из трубки устало перечислял важные обстоятельства.
«Я? Нет, конечно, не против. Не передумала. Буду вовремя», – внутри меня всё ликовало. Кажется, давнишняя мечта решила меня удивить в эту странную эпоху полугодового коронавирусного небесного штиля.
«Я? Нет, конечно, не против. Не передумала. Буду вовремя», – внутри меня всё ликовало. Кажется, давнишняя мечта решила меня удивить в эту странную эпоху полугодового коронавирусного небесного штиля.
Мы живем в таком своеобразном обществе, где считается, что для всего есть своё время. Мне 41, и я многого ещё не делала в своей жизни, для чего «есть своё время». К примеру, ни разу не летала на вертолете. Не доводилось.
Малая авиация маячила на парадах, высыпая крошечных парашютистов с флагами, поднималась перед моим удивленным взором с площадки крупного медцентра в Москве. Я была просто зрителем. До недавнего времени.
Малая авиация маячила на парадах, высыпая крошечных парашютистов с флагами, поднималась перед моим удивленным взором с площадки крупного медцентра в Москве. Я была просто зрителем. До недавнего времени.
Ранним утром у малоизвестного для обывателя служебного входа Международного Аэропорта города Душанбе собрались мои коллеги по поездке, обвешанные рюкзаками и солидной фототехникой.
Бахриддин и Алишер – маститые фотоохотники и истинные ценители горных походов. На их фоне я выглядела девочкой-туристом, отправляющаяся за приключениями в горы со своим мобильным телефоном вместо камеры. На КПП вскоре дали долгожданную отмашку и, усадив в служебный автомобиль, нас отвезли внутрь аэропорта.
Сильный и въедливый запах солярки в машине сбивает всё обоняние и аромат моих духов. Ну что ж, привет туристка, лови все аэропортовские ароматы сразу!
Остановка, досмотр багажа, документов, стандартные предполётные вопросы у пограничников. Снова автомобиль и выезд на аэродром. Мимо мелькают ангары, видны макушки вертолетных винтов. Ловлю себя на странном чувстве нереальности и искусственности происходящего на фоне коронавирусного безлётья.
Снова остановка: выгружаем вещи прям под левым бортом толстопузого военного Ми-8. Вертолет с ярко-красной звездой на боку выкрашен «под крокодильчика»: желтоглазый лупоглазик со стекольным оскалом вызывает улыбку и детский восторг. Не удерживаюсь и, получив добро, делаю селфи на память.
Чрево вертолета распахнуто сзади широкими створками – загружаются необходимые вещи, утрамбовывается груз, тщательно распределяется по периметру для правильной балансировки борта. Еще пять минут, и нас приглашают внутрь.
Места очень мало, мы проходим в глубину и усаживаемся у крайних иллюминаторов. «Смотрите, не наступайте на нижние створки, а то еще свалитесь», – заботливое предостережение помощника в форме, не развеселило, а скорее напрягло. Выпасть во время полёта мне точно не хотелось.
Рёв набирающих необходимые обороты винтов глушит слух. Дребезжание всего корпуса вертолета лишь усиливает ощущение напряжения. Выкат на взлетную полосу, небольшой разгон под уклоном и взгляд выхватывает стремительно отдаляющуюся параллельно с горизонтом аэродромную разметку. Полетели!
Бахриддин и Алишер – маститые фотоохотники и истинные ценители горных походов. На их фоне я выглядела девочкой-туристом, отправляющаяся за приключениями в горы со своим мобильным телефоном вместо камеры. На КПП вскоре дали долгожданную отмашку и, усадив в служебный автомобиль, нас отвезли внутрь аэропорта.
Сильный и въедливый запах солярки в машине сбивает всё обоняние и аромат моих духов. Ну что ж, привет туристка, лови все аэропортовские ароматы сразу!
Остановка, досмотр багажа, документов, стандартные предполётные вопросы у пограничников. Снова автомобиль и выезд на аэродром. Мимо мелькают ангары, видны макушки вертолетных винтов. Ловлю себя на странном чувстве нереальности и искусственности происходящего на фоне коронавирусного безлётья.
Снова остановка: выгружаем вещи прям под левым бортом толстопузого военного Ми-8. Вертолет с ярко-красной звездой на боку выкрашен «под крокодильчика»: желтоглазый лупоглазик со стекольным оскалом вызывает улыбку и детский восторг. Не удерживаюсь и, получив добро, делаю селфи на память.
Чрево вертолета распахнуто сзади широкими створками – загружаются необходимые вещи, утрамбовывается груз, тщательно распределяется по периметру для правильной балансировки борта. Еще пять минут, и нас приглашают внутрь.
Места очень мало, мы проходим в глубину и усаживаемся у крайних иллюминаторов. «Смотрите, не наступайте на нижние створки, а то еще свалитесь», – заботливое предостережение помощника в форме, не развеселило, а скорее напрягло. Выпасть во время полёта мне точно не хотелось.
Рёв набирающих необходимые обороты винтов глушит слух. Дребезжание всего корпуса вертолета лишь усиливает ощущение напряжения. Выкат на взлетную полосу, небольшой разгон под уклоном и взгляд выхватывает стремительно отдаляющуюся параллельно с горизонтом аэродромную разметку. Полетели!
Крокодил небесный
В момент, когда под тобой взмывают и проплывают на расстоянии вытянутой руки тугие и выпуклые пупочки холмов или остроконечные пики скал, хочется петь от восторга.
Земля моя, как же ты красива!
Тривиальность мысли и избитость фразы не умаляет эту расстилающуюся перед взором природную идиллию. Размешанная вселенским художником палитра всех оттенков освещается лучами утреннего солнца.
Небольшое снижение, и внизу, по склону, пробегает серой мышкой тень нашего вертолета. Она то приближается, то отдаляется, заставляя с интересом вглядываться в тонкий хвостик, бегущий следом за крошечным телом. Иллюзорность всей нашей жизни: мы бежим сами за собой или опережаем себя, пытаясь ухватить нить жизни и продлить вечный бег!
Через полчаса внизу потянулась распухающая от бесчисленных притоков вена реки Сурхоб. Вода в реке напоминает разлитое на столе какао – от светлых тонов до темных охряных бликов.
Еще мгновение, и борт начинает снижать высоту. Ярко-зеленые приближающиеся квадраты полей Джиргиталя напоминают лоскутное одеяло.
Солнце заливает ярким светом открывшуюся долину вдоль реки. Аккуратные ряды кукольных домиков, стройные свечи серебристых тополей, мелькающие машины на дорогах – я наблюдаю сверху чью-то жизнь через своё окошко словно в микроскоп. Интересно, а кто смотрит на меня там, сверху?
Пятнадцать минут на дозаправку дали возможность размять ноги после часового сидения на жесткой, обитой по-старинке коричневым дерматином, скамье. Я успеваю сделать памятное фото у колеса вертолета, а еще – в фуражке пилота, и даже сидя в его кресле.
Сергей Тютин, командир вертолёта, из немногих пилотов имеющий допуск на полёты к большим высотам, оказался очень добродушным мужчиной.
Снова гул, дребезжание и небо! Пейзаж за окошком резко меняется. Стенки борта охлаждаются, и по спине, сквозь теплую куртку, тянет зимним холодком. Крутые пики в окружении рванных облаков, серый и бурый снег, снова зубья вершин, огромные подтеки из грязи и льда. Через мгновенье все подтёки сливаются в широкую каменную реку: глыбы изо льда и камней смешаны в единый неподвижный ледниковый массив. Легендарный Фортамбек!
Нос вертолета начинает накреняться под острым углом, гул становится тяжелее и размереннее. Ледник приближается с невероятной скоростью. Я жадно вглядываюсь в окошко и различаю странные ледяные пики в русле каменной вены, впивающиеся в небо. Клыки спящего дракона, не иначе!
Еще мгновение и вертолет мягко касается земли прямо в центре. «Спасибо тебе, Боженька, и вам, мои ангелы-хранители!», – мысленно воздаю я хвалу небесам. Громко благодарю нашего пилота и маленький экипаж, ступаю на бетонную плиту крошечной вертолетной площадки.
Я отбегаю по ранее полученной инструкции вдоль и в сторону от борта и тихо прихожу в себя, отвернувшись и прищурившись от шквалистого ветра из-под продолжающих свой нескончаемый рёв винтов.
В это же время успеваю заметить разгрузку вещей, привезенных нами и одновременную загрузку других вещей с площадки. За короткие пять минут полюбившийся мне сказочный желтоглазый крокодил успевает опорожнить багажный отсек и заполнить его заново.
Подрыгав влево и вправо своим хвостом, словно от полученного гастрономического удовольствия, вертолет делает небольшой разбег передним колесом и взмывает вверх, растворяясь мушкой на фоне коричневых скал. До новой встречи, мой сказочный крокодильчик!
В момент, когда под тобой взмывают и проплывают на расстоянии вытянутой руки тугие и выпуклые пупочки холмов или остроконечные пики скал, хочется петь от восторга.
Земля моя, как же ты красива!
Тривиальность мысли и избитость фразы не умаляет эту расстилающуюся перед взором природную идиллию. Размешанная вселенским художником палитра всех оттенков освещается лучами утреннего солнца.
Небольшое снижение, и внизу, по склону, пробегает серой мышкой тень нашего вертолета. Она то приближается, то отдаляется, заставляя с интересом вглядываться в тонкий хвостик, бегущий следом за крошечным телом. Иллюзорность всей нашей жизни: мы бежим сами за собой или опережаем себя, пытаясь ухватить нить жизни и продлить вечный бег!
Через полчаса внизу потянулась распухающая от бесчисленных притоков вена реки Сурхоб. Вода в реке напоминает разлитое на столе какао – от светлых тонов до темных охряных бликов.
Еще мгновение, и борт начинает снижать высоту. Ярко-зеленые приближающиеся квадраты полей Джиргиталя напоминают лоскутное одеяло.
Солнце заливает ярким светом открывшуюся долину вдоль реки. Аккуратные ряды кукольных домиков, стройные свечи серебристых тополей, мелькающие машины на дорогах – я наблюдаю сверху чью-то жизнь через своё окошко словно в микроскоп. Интересно, а кто смотрит на меня там, сверху?
Пятнадцать минут на дозаправку дали возможность размять ноги после часового сидения на жесткой, обитой по-старинке коричневым дерматином, скамье. Я успеваю сделать памятное фото у колеса вертолета, а еще – в фуражке пилота, и даже сидя в его кресле.
Сергей Тютин, командир вертолёта, из немногих пилотов имеющий допуск на полёты к большим высотам, оказался очень добродушным мужчиной.
Снова гул, дребезжание и небо! Пейзаж за окошком резко меняется. Стенки борта охлаждаются, и по спине, сквозь теплую куртку, тянет зимним холодком. Крутые пики в окружении рванных облаков, серый и бурый снег, снова зубья вершин, огромные подтеки из грязи и льда. Через мгновенье все подтёки сливаются в широкую каменную реку: глыбы изо льда и камней смешаны в единый неподвижный ледниковый массив. Легендарный Фортамбек!
Нос вертолета начинает накреняться под острым углом, гул становится тяжелее и размереннее. Ледник приближается с невероятной скоростью. Я жадно вглядываюсь в окошко и различаю странные ледяные пики в русле каменной вены, впивающиеся в небо. Клыки спящего дракона, не иначе!
Еще мгновение и вертолет мягко касается земли прямо в центре. «Спасибо тебе, Боженька, и вам, мои ангелы-хранители!», – мысленно воздаю я хвалу небесам. Громко благодарю нашего пилота и маленький экипаж, ступаю на бетонную плиту крошечной вертолетной площадки.
Я отбегаю по ранее полученной инструкции вдоль и в сторону от борта и тихо прихожу в себя, отвернувшись и прищурившись от шквалистого ветра из-под продолжающих свой нескончаемый рёв винтов.
В это же время успеваю заметить разгрузку вещей, привезенных нами и одновременную загрузку других вещей с площадки. За короткие пять минут полюбившийся мне сказочный желтоглазый крокодил успевает опорожнить багажный отсек и заполнить его заново.
Подрыгав влево и вправо своим хвостом, словно от полученного гастрономического удовольствия, вертолет делает небольшой разбег передним колесом и взмывает вверх, растворяясь мушкой на фоне коричневых скал. До новой встречи, мой сказочный крокодильчик!
В те годы, при наличии минимальных технических инструментов, объединить все имеющиеся орографические карты, путевые заметки и научные исследования, а затем обнаружить в ходе многомесячной экспедиции высочайшую вершину Союза – было немыслимо. Какими титанами были эти люди, отдавшие своё сердце белоснежным высотам?
Поляна Москвина: герои своей эпохи
Поляна Москвина, лежащая на кромке одноименного ледника, названа именем их первооткрывателя – Александра Вениаминовича Москвина. Рядом расположены ледники, названые именем его трех отважных коллег первопроходцев: Юрия Вальтера, Петра Траубе и Александра Солдатова.
Специальным распоряжением в далеком 1933 году, по окончании Таджикской комплексной экспедиции, эти имена вошли в историю молодого советского Таджикистана, и до сих пор пленительны слуху жаждущих высоты.
Почти 90 лет назад, в сезоне 1932 года, группе инженера-геохимика Москвина удалось расшифровать загадку так называемого «Узла Гармо» на стыке хребтов Петра Первого и Академии наук.
По личным воспоминаниям Юрия Вальтера, пройдя по неизведанному ранее пути вдоль ледника Фортамбек, группа Москвина вплотную приблизилась к высочайшей точке Памира — пику Коммунизма. Сам же Вальтер был первым, кто совместил на карте эту вершину с загадочным «пиком Гармо», отмеченным еще в период деятельности советско-германской экспедиции 1928 года.
25 сентября 1932 года Юрием Вальтером была впервые сделана первая черно-белая фотография неизвестного пика, которому присвоили условное название под буквой «е». Впоследствии эта высочайшая вершина Советского Союза сменила свое название несколько раз: Пик Сталина (в честь его 55-летия), Пик Коммунизма и сейчас – Пик Исмоила Сомони.
Работы маленькой и отважной группы Москвина внесли огромный вклад в дело изучения этого интересного и популярного в настоящее время района. Освоением этой части «белого пятна», начатого Москвиным, заинтересовались спортивные и научные организации.
Сегодня поляна Москвина – это идеальная стартовая площадка для совершения восхождений и отдыха для альпинистов. Новый базовый лагерь "Куллахои Точик" гостепреимно распахнул двери комплекса для нашей маленькой группы исследователей.
Добраться сюда возможно вертолетом. Летний сезон короткий. При хорошей погоде всего полтора месяца: с середины июля до конца августа. Поляна, площадью с десяток гектаров, выстлана бурой низкорослой травой и буквально истекает множеством подземных ручейков из подножия окружающих гор.
Поляна Москвина, лежащая на кромке одноименного ледника, названа именем их первооткрывателя – Александра Вениаминовича Москвина. Рядом расположены ледники, названые именем его трех отважных коллег первопроходцев: Юрия Вальтера, Петра Траубе и Александра Солдатова.
Специальным распоряжением в далеком 1933 году, по окончании Таджикской комплексной экспедиции, эти имена вошли в историю молодого советского Таджикистана, и до сих пор пленительны слуху жаждущих высоты.
Почти 90 лет назад, в сезоне 1932 года, группе инженера-геохимика Москвина удалось расшифровать загадку так называемого «Узла Гармо» на стыке хребтов Петра Первого и Академии наук.
По личным воспоминаниям Юрия Вальтера, пройдя по неизведанному ранее пути вдоль ледника Фортамбек, группа Москвина вплотную приблизилась к высочайшей точке Памира — пику Коммунизма. Сам же Вальтер был первым, кто совместил на карте эту вершину с загадочным «пиком Гармо», отмеченным еще в период деятельности советско-германской экспедиции 1928 года.
25 сентября 1932 года Юрием Вальтером была впервые сделана первая черно-белая фотография неизвестного пика, которому присвоили условное название под буквой «е». Впоследствии эта высочайшая вершина Советского Союза сменила свое название несколько раз: Пик Сталина (в честь его 55-летия), Пик Коммунизма и сейчас – Пик Исмоила Сомони.
Работы маленькой и отважной группы Москвина внесли огромный вклад в дело изучения этого интересного и популярного в настоящее время района. Освоением этой части «белого пятна», начатого Москвиным, заинтересовались спортивные и научные организации.
Сегодня поляна Москвина – это идеальная стартовая площадка для совершения восхождений и отдыха для альпинистов. Новый базовый лагерь "Куллахои Точик" гостепреимно распахнул двери комплекса для нашей маленькой группы исследователей.
Добраться сюда возможно вертолетом. Летний сезон короткий. При хорошей погоде всего полтора месяца: с середины июля до конца августа. Поляна, площадью с десяток гектаров, выстлана бурой низкорослой травой и буквально истекает множеством подземных ручейков из подножия окружающих гор.
Команда викингов
Люблю я викингов, факт. Признавалась не раз вслух, и даже отпечатывала свою любовь к ним в своих заметках, черным таймс_нью_романом по белому полотну электронной бумаги. Но никогда не думала, что встречу их здесь, у подножия «крыши мира», в маленьком и уютном альпинистском лагере.
Нет, это не двухметровые патлатые блондины с костяными кольцами в носах. Отнюдь нет. Они – крепкие и жилистые работяги, с обожжёнными на высокогорном солнце лицами и обветренными от постоянного ветра губами.
Скромные, незаметные и трудолюбивые, словно мурашики на фоне гигантского пустынного каменного муравейника. Сила духа этих ребят сопоставима с первооткрывателями. Теми, кто рассекал моря и океаны, кто взбирался на вершины и покорял континенты. Для каждого из них этот рваный травяной клочок обдуваемой всеми ветрами земли, окруженный осыпающимися многотонными лавинами и каменными валунами – терра инкогнита. Этими горными викингами и строился лагерь, куда мне посчастливилось прилететь.
Нет, это не двухметровые патлатые блондины с костяными кольцами в носах. Отнюдь нет. Они – крепкие и жилистые работяги, с обожжёнными на высокогорном солнце лицами и обветренными от постоянного ветра губами.
Скромные, незаметные и трудолюбивые, словно мурашики на фоне гигантского пустынного каменного муравейника. Сила духа этих ребят сопоставима с первооткрывателями. Теми, кто рассекал моря и океаны, кто взбирался на вершины и покорял континенты. Для каждого из них этот рваный травяной клочок обдуваемой всеми ветрами земли, окруженный осыпающимися многотонными лавинами и каменными валунами – терра инкогнита. Этими горными викингами и строился лагерь, куда мне посчастливилось прилететь.
«Приветствую! Как долетели? Располагайтесь в комнате, и идемте пить чай или кофе. Будем знакомиться. Меня зовут Шамс», – высокий мужчина с густой бородой с проседью, почти как у настоящего викинга, протянул руку. Вместо кожаного шлема викинга на нём была теплая шерстяная шапка, плотно сидящая на голове. Завершали весь образ очки от солнца, тугой повязкой удерживающие шапку. Удобная штуковина – подумалось мне, – словно космошлем с окулярами.
Скинув рюкзаки в одной из спальных комнат помещения, вытащив турку-джезве, молотый кофе и кардамон, мы поспешили в местную «командирскую рубку». В маленькой комнатке был установлен импровизированный столик-подоконник, как в поездах. Из окна, рядом с ним, открывался потрясающий вид на горы и небеса.
«Дядь Жень, приветствуем! Рады видеть!», – Бахриддин и Алишер по-дружески обнялись с поджарым взрослым мужчиной с рыжей бородой. Его загорелое лицо резко выделялось на фоне белых стен комнаты. «Мы тут кофе привезли, ставьте воду», - продолжил Бахриддин, распаковывая провизию. Дядя Женя прищуро улыбнулся в ответ, похвалив за подарок.
Комнатушка постепенно наполнилась гулом голосов и ароматом молотого кофе. Газовая горелка неторопливо пыхтела и медленно прогревала напиток.
Свежесваренный кофе в горах – это вам не модная кофейня в центре города. Здесь точно не обратят внимание на ваш внешний и, чаще всего, затрапезный вид растянутых коленок на штанах, на гигантский размер едва полосканных незадолго кружек-нержавеек. Но здесь точно скажут искреннее спасибо за глоток обжигающего напитка. Вместо чаевых вас сердечно попросят долить еще порцию и взамен щедро поделятся завалявшейся в закромах рюкзака раздавленной печенькой.
Как оказалось, скромные местные викинги дядя Женя Лоренц и Шамс Кахоров – легенды международного альпинистского масштаба. Личных восхождений на вершины мира и инструкторской истории за их плечами – не счесть.
За разговорами, кофе и чаем с печеньками, меня наставляли как вести себя на высоте. Слово «акклиматизация» звучала изо всех уст каждые десять минут. Я честно ожидала, что меня скоро «торкнет» и морально готовилась к тому, что тело будет «плющить», а голову – «колбасить».
Викинги по ходу разговора предложили нам план по освоению лагеря и окрестностей на предстоящие дни. Прогулки – это обязательная часть по акклиматизации на высоте. Отлежаться на солнышке не удастся, да и не планировалось.
Акклиматизация ударила по сосудам на ногах поздно ночью. «Где тонко, там и рвётся», - говорят здесь на высоте. Ноги жутко гудели, словно после пробежки спринтерской дистанции. Контрастный душ на ночь и противотромбозная мазь сделали свое дело и позволили спокойно уснуть после.
Скинув рюкзаки в одной из спальных комнат помещения, вытащив турку-джезве, молотый кофе и кардамон, мы поспешили в местную «командирскую рубку». В маленькой комнатке был установлен импровизированный столик-подоконник, как в поездах. Из окна, рядом с ним, открывался потрясающий вид на горы и небеса.
«Дядь Жень, приветствуем! Рады видеть!», – Бахриддин и Алишер по-дружески обнялись с поджарым взрослым мужчиной с рыжей бородой. Его загорелое лицо резко выделялось на фоне белых стен комнаты. «Мы тут кофе привезли, ставьте воду», - продолжил Бахриддин, распаковывая провизию. Дядя Женя прищуро улыбнулся в ответ, похвалив за подарок.
Комнатушка постепенно наполнилась гулом голосов и ароматом молотого кофе. Газовая горелка неторопливо пыхтела и медленно прогревала напиток.
Свежесваренный кофе в горах – это вам не модная кофейня в центре города. Здесь точно не обратят внимание на ваш внешний и, чаще всего, затрапезный вид растянутых коленок на штанах, на гигантский размер едва полосканных незадолго кружек-нержавеек. Но здесь точно скажут искреннее спасибо за глоток обжигающего напитка. Вместо чаевых вас сердечно попросят долить еще порцию и взамен щедро поделятся завалявшейся в закромах рюкзака раздавленной печенькой.
Как оказалось, скромные местные викинги дядя Женя Лоренц и Шамс Кахоров – легенды международного альпинистского масштаба. Личных восхождений на вершины мира и инструкторской истории за их плечами – не счесть.
За разговорами, кофе и чаем с печеньками, меня наставляли как вести себя на высоте. Слово «акклиматизация» звучала изо всех уст каждые десять минут. Я честно ожидала, что меня скоро «торкнет» и морально готовилась к тому, что тело будет «плющить», а голову – «колбасить».
Викинги по ходу разговора предложили нам план по освоению лагеря и окрестностей на предстоящие дни. Прогулки – это обязательная часть по акклиматизации на высоте. Отлежаться на солнышке не удастся, да и не планировалось.
Акклиматизация ударила по сосудам на ногах поздно ночью. «Где тонко, там и рвётся», - говорят здесь на высоте. Ноги жутко гудели, словно после пробежки спринтерской дистанции. Контрастный душ на ночь и противотромбозная мазь сделали свое дело и позволили спокойно уснуть после.
– Дядь Жень, а что это за острые глыбы торчат там, на леднике?
– А-а-а, те что ли? Это сераки.
– Си-Раки, э, что?
– Ну глыбы, ледышки, они так зовутся по-научному.
– А-а-а, те что ли? Это сераки.
– Си-Раки, э, что?
– Ну глыбы, ледышки, они так зовутся по-научному.
Песнь льда и сыра
Это загадочное слово мне никак не удавалось запомнить правильно. Уже позже, в Душанбе, я заглянула в Википедию и разузнала происхождение термина. Оказывается, этимология слова исходит от французского sérac – так франкоязычные швейцарцы называют сыр шабцигер (schabziger).
Слово впервые употребил в значении ледникового образования швейцарский натуралист Орас Бенедикт де Соссюр в 1779 году. Он любил две вещи: ходить в Альпы и есть сыр. Поглядел однажды Орас Бенедикт на льдину и понял, что конусы напоминают его любимый твердый зеленоватый сыр.
Так, что детка, какие -раки?! Там сыр в слове! А сыр я люблю. И новое слово теперь точно запомню.
До сераков в итоге мы добрались на второй день пребывания в лагере. Мне казалось, раз издали они такие чистенькие и высокие, то и подобраться к ним можно будет запросто. Не тут-то было.
По факту, сераки – это как айсберг в океане. Они являются составной частью тела ледника. А поскольку на календаре лето, то ледник активно тает, и подступиться к нему сложно. Обвалы породы происходят постоянно, потому как склоны неустойчивы и подвижны.
Нашей маленькой команде без специальной экипировки удалось подобраться к единственному возможному выходу – к гребню ледника Москвина. Бурлящий шум воды, исходящий от ледника, был слышен еще издали. Все органы чувств были обострены. Что там находилось за гребнем?
Взобравшись на самую кромку осыпающейся каменной породы, нам удалось разглядеть сверху массив. Ледник был живой! Он рычал полноводной рекой где-то из глубины, журчал поверхностными ручейками, брызгался фонтанчиками, осыпал каменную крошку по своим крутым лохматым склонам.
Спустившись, мы оказались словно в ледяном продуваемом коридоре. Многотонное туловище извивалось выпирающими боками и выглядело спрессованным слоенным пирогом в разрезе. Каждый слой ледяного пирога отчетливо выделялся, чередуя светлые полосы темными. Невероятное зрелище!
Только представьте себе, сколько сотен или тысяч лет потребовалось для формирования этого чуда? Бесконечные снега, жаркие лучи солнца, нескончаемые ветра, дожди, пыль и камни – все это прессовалось и создавало свой уникальный рисунок ледяного ДНК.
Мы решили подступиться еще ближе, но даже здесь, в самом низу, глыбы сформировали изумительной красоты статуи. Одна из таких статуй выглядела, словно сидящая на Соборе Парижской Богоматери, горгулья. Ее характерные поджатые крылья были изящно изрезаны ветром и обточены солнцем.
Я прикасалась ко льду, исследовала пальцами плотность и даже пыталась выковыривать мелкие камешки. Поверхность сераков напоминала по фактуре крупнозернистую наждачную бумагу. Скатиться с такой горки – это точно остаться без штанов, и, вероятно, без кожи на пятой точке.
Без кошек, ледорубов и прочего снаряжения, наивно пытаться идти дальше. По крайней мере мне. Потому, как настоящая леди, я, присев на камушек и подставив лицо солнцу, принимала воздушные ванны, пока ребята устроили фотоохоту за конусами. Чем тебе не спа-курорт в Альпах? Впрочем, мой мини-курорт был точно намного круче. Даже без зеленого твердого сыра и бокала холодного шардоне.
Это загадочное слово мне никак не удавалось запомнить правильно. Уже позже, в Душанбе, я заглянула в Википедию и разузнала происхождение термина. Оказывается, этимология слова исходит от французского sérac – так франкоязычные швейцарцы называют сыр шабцигер (schabziger).
Слово впервые употребил в значении ледникового образования швейцарский натуралист Орас Бенедикт де Соссюр в 1779 году. Он любил две вещи: ходить в Альпы и есть сыр. Поглядел однажды Орас Бенедикт на льдину и понял, что конусы напоминают его любимый твердый зеленоватый сыр.
Так, что детка, какие -раки?! Там сыр в слове! А сыр я люблю. И новое слово теперь точно запомню.
До сераков в итоге мы добрались на второй день пребывания в лагере. Мне казалось, раз издали они такие чистенькие и высокие, то и подобраться к ним можно будет запросто. Не тут-то было.
По факту, сераки – это как айсберг в океане. Они являются составной частью тела ледника. А поскольку на календаре лето, то ледник активно тает, и подступиться к нему сложно. Обвалы породы происходят постоянно, потому как склоны неустойчивы и подвижны.
Нашей маленькой команде без специальной экипировки удалось подобраться к единственному возможному выходу – к гребню ледника Москвина. Бурлящий шум воды, исходящий от ледника, был слышен еще издали. Все органы чувств были обострены. Что там находилось за гребнем?
Взобравшись на самую кромку осыпающейся каменной породы, нам удалось разглядеть сверху массив. Ледник был живой! Он рычал полноводной рекой где-то из глубины, журчал поверхностными ручейками, брызгался фонтанчиками, осыпал каменную крошку по своим крутым лохматым склонам.
Спустившись, мы оказались словно в ледяном продуваемом коридоре. Многотонное туловище извивалось выпирающими боками и выглядело спрессованным слоенным пирогом в разрезе. Каждый слой ледяного пирога отчетливо выделялся, чередуя светлые полосы темными. Невероятное зрелище!
Только представьте себе, сколько сотен или тысяч лет потребовалось для формирования этого чуда? Бесконечные снега, жаркие лучи солнца, нескончаемые ветра, дожди, пыль и камни – все это прессовалось и создавало свой уникальный рисунок ледяного ДНК.
Мы решили подступиться еще ближе, но даже здесь, в самом низу, глыбы сформировали изумительной красоты статуи. Одна из таких статуй выглядела, словно сидящая на Соборе Парижской Богоматери, горгулья. Ее характерные поджатые крылья были изящно изрезаны ветром и обточены солнцем.
Я прикасалась ко льду, исследовала пальцами плотность и даже пыталась выковыривать мелкие камешки. Поверхность сераков напоминала по фактуре крупнозернистую наждачную бумагу. Скатиться с такой горки – это точно остаться без штанов, и, вероятно, без кожи на пятой точке.
Без кошек, ледорубов и прочего снаряжения, наивно пытаться идти дальше. По крайней мере мне. Потому, как настоящая леди, я, присев на камушек и подставив лицо солнцу, принимала воздушные ванны, пока ребята устроили фотоохоту за конусами. Чем тебе не спа-курорт в Альпах? Впрочем, мой мини-курорт был точно намного круче. Даже без зеленого твердого сыра и бокала холодного шардоне.
Возлюбивший гор вершины эдельвейс
Одним из чудес, открытых мною в сезоне 2020, стал маленький горный цветок. Эдельвейс по праву считается символом альпинизма, потому как цветок растет в недоступных местах на вершинах гор.
Элитные отряды альпийских стрелков гитлеровской Германии серьезно испортили историю скромного цветка [имеется в виду 1-я горнопехотная дивизия вермахта, названная по эмблеме «эдельвейсом» – прим.ред.].
Всё же, если брать более позитивные исторические примеры, то под эгидой Евро-Азиатского альпинистского союза в России в 1996 году даже была утверждена почетная награда - орден Эдельвейса. Все довольно серьёзно. С регалиями, грамотами и списком кавалеров.
Во Франции цветок эдельвейса зовут альпийской звездой, а в Италии - серебряным цветком скал. Этого маленький, хрупкий на вид цветок выдерживает суточные перепады температуры в десятки градусов.
Несмотря на множество самых разнообразных легенд о происхождении цветка (куда же без романтики, слёз, расставаний и встреч), у народов гор цветок эдельвейса является символом храбрости и стойкости.
Так, влюбленный парень одаривает девушку букетиком эдельвейсов, чтобы выразить безмерную любовь к своей единственной. А вот если девушка подарит эдельвейсы юноше — это свидетельствует о её презрении к нему, о слабости мужчины.
Еще бы! Забраться высоко в горы и собрать цветы, а потом ещё подарить их парню, оставшемуся внизу в деревне? Хм, я бы, конечно, хотела кое-кого одарить и воспользоваться символизмом. Но вот ради этого дела рвать альпийские цветы точно не буду.
Сам цветок непривычен для обыденного взгляда. Больше похож на пушистый белёсый комочек с острыми лепестками, звездочкой окаймляющими медового цвета серединку. Да и пахнет он мёдом, если прислушаться. Шамс, показавший нам цветок, даже отметил, что в безветренную погоду некоторые полянки издали источают сладкий аромат.
Удивительно, но каждая розетка из множества цветков кардинально может отличаться друг от друга формой и цветом. На поляне Москвина эдельвейсы очень низкорослые – не больше 3-5 см, оттого и выглядят необычно.
Конечно, помимо эдельвейсов на этой высоте были и другие цветы. Но тоже карлики. Крошечные альпийские астры с блеклыми сиреневыми розеточками скромно укрывались вблизи камней и небольшого ручейка у подножия пика Воробьева.
Элитные отряды альпийских стрелков гитлеровской Германии серьезно испортили историю скромного цветка [имеется в виду 1-я горнопехотная дивизия вермахта, названная по эмблеме «эдельвейсом» – прим.ред.].
Всё же, если брать более позитивные исторические примеры, то под эгидой Евро-Азиатского альпинистского союза в России в 1996 году даже была утверждена почетная награда - орден Эдельвейса. Все довольно серьёзно. С регалиями, грамотами и списком кавалеров.
Во Франции цветок эдельвейса зовут альпийской звездой, а в Италии - серебряным цветком скал. Этого маленький, хрупкий на вид цветок выдерживает суточные перепады температуры в десятки градусов.
Несмотря на множество самых разнообразных легенд о происхождении цветка (куда же без романтики, слёз, расставаний и встреч), у народов гор цветок эдельвейса является символом храбрости и стойкости.
Так, влюбленный парень одаривает девушку букетиком эдельвейсов, чтобы выразить безмерную любовь к своей единственной. А вот если девушка подарит эдельвейсы юноше — это свидетельствует о её презрении к нему, о слабости мужчины.
Еще бы! Забраться высоко в горы и собрать цветы, а потом ещё подарить их парню, оставшемуся внизу в деревне? Хм, я бы, конечно, хотела кое-кого одарить и воспользоваться символизмом. Но вот ради этого дела рвать альпийские цветы точно не буду.
Сам цветок непривычен для обыденного взгляда. Больше похож на пушистый белёсый комочек с острыми лепестками, звездочкой окаймляющими медового цвета серединку. Да и пахнет он мёдом, если прислушаться. Шамс, показавший нам цветок, даже отметил, что в безветренную погоду некоторые полянки издали источают сладкий аромат.
Удивительно, но каждая розетка из множества цветков кардинально может отличаться друг от друга формой и цветом. На поляне Москвина эдельвейсы очень низкорослые – не больше 3-5 см, оттого и выглядят необычно.
Конечно, помимо эдельвейсов на этой высоте были и другие цветы. Но тоже карлики. Крошечные альпийские астры с блеклыми сиреневыми розеточками скромно укрывались вблизи камней и небольшого ручейка у подножия пика Воробьева.
Перед самым вылетом с территории лагеря я заметила Шамса, собирающего цветы недалеко от озера. Уже позже, в аэропорту Душанбе, когда команда стала включать свои мобильные телефоны и дозванивалась до своих близких после полуторамесячного отсутствия связи, я стала невольным слушателем обрывка разговора.
Шамс крепко прижимал трубку, счастливо улыбался и оборонил фразу: «Любимая, я собрал тебе эдельвейсы. Скоро буду дома. Я так соскучился!». Услышав это, я сразу вспомнила значение подарка, и теперь точно знаю, что супруга Шамса – самая счастливая женщина в огромной горной системе координат отдельно взятого мужчины на нашей маленькой планете.
Перепрошивка
Что заставляет людей покорять горы? В зной или снег идти вверх и спускаться после? Что тянет человека туда, где порывистый ветер несёт облака и бьёт в спину, а каменистая крошка или голый лёд под ногами не дают чувство опоры?
Покорение вершин — это преодоление себя. Своих страхов. Своих ожиданий. Там, на высоте, ты остаёшься один на один с самим собой. Ты видишь себя словно в первозданном отражении.
Три дня пребывания на ледниках Вечности на территории международного альплагеря "Куллахои Точик", расположенного на легендарной Поляне Москвина, словно перепрошили мою систему.
Для меня лично, семитысячные ледовые стены мягко приоткрыли двери в неизведанное. Суровость и нежность – словно отеческая забота, припорошенная белоснежной любовью. Я влюбилась беззаветно в ответ, растекаясь прозрачным эфиром и вздымаясь до самых вершин.
В такие моменты в людской оболочке становится тесно. Но именно благодаря этой оболочке у меня и множества других единомышленников появляется шанс видеть, осязать и наслаждаться красотой первозданной природы.
Однажды я прочитала интервью известного американского альпиниста Ивона Шоинарда, где он сказал, что от маршрутов и лазанья по горам надо получать удовольствие, и совсем не важно оставлять свой след на века.
Удовольствие! Мол, кому нужен «ваш след на этой ненужной человечеству скальной стене?». Наверное, это и есть ответ на мой главный вопрос – зачем всё же люди покоряют горы?
Удовольствие, а не гонка за рейтингами, позволяет нам и жить полной жизнью, пребывая в горах. Самоконтроль и анализ своих способностей, признание своих слабостей и озвучивание их перед другими участниками команды позволяет сохранять время и, самое важное – жизни.
Что заставляет людей покорять горы? В зной или снег идти вверх и спускаться после? Что тянет человека туда, где порывистый ветер несёт облака и бьёт в спину, а каменистая крошка или голый лёд под ногами не дают чувство опоры?
Покорение вершин — это преодоление себя. Своих страхов. Своих ожиданий. Там, на высоте, ты остаёшься один на один с самим собой. Ты видишь себя словно в первозданном отражении.
Три дня пребывания на ледниках Вечности на территории международного альплагеря "Куллахои Точик", расположенного на легендарной Поляне Москвина, словно перепрошили мою систему.
Для меня лично, семитысячные ледовые стены мягко приоткрыли двери в неизведанное. Суровость и нежность – словно отеческая забота, припорошенная белоснежной любовью. Я влюбилась беззаветно в ответ, растекаясь прозрачным эфиром и вздымаясь до самых вершин.
В такие моменты в людской оболочке становится тесно. Но именно благодаря этой оболочке у меня и множества других единомышленников появляется шанс видеть, осязать и наслаждаться красотой первозданной природы.
Однажды я прочитала интервью известного американского альпиниста Ивона Шоинарда, где он сказал, что от маршрутов и лазанья по горам надо получать удовольствие, и совсем не важно оставлять свой след на века.
Удовольствие! Мол, кому нужен «ваш след на этой ненужной человечеству скальной стене?». Наверное, это и есть ответ на мой главный вопрос – зачем всё же люди покоряют горы?
Удовольствие, а не гонка за рейтингами, позволяет нам и жить полной жизнью, пребывая в горах. Самоконтроль и анализ своих способностей, признание своих слабостей и озвучивание их перед другими участниками команды позволяет сохранять время и, самое важное – жизни.
Я очень верю, что личность идущих в горы, на высоту, всегда будет проходить внутренний ценз на осознанность. Чтобы потом звонить своим любимым и говорить в трубку: «Скоро буду дома. Я соскучился!».
Материал создан при технической поддержке Представительства IWPR в Центральной Азии в рамках менторской программы проекта «Развитие новых медиа и цифровой журналистики». Содержание данного материала, взгляды, мнения и их интерпретация принадлежат автору/-ам и могут не отражать официальную позицию IWPR.